Геннадий, 64 - 21 марта 2014 19:21

В конце зала ожидания пригрелась старушка. Вся в черном. Сухонькая. Сгорбленная. Рядом лежит узелок. В нем не было еды - иначе старушка в течение суток коснулась его хотя бы раз.

Судя по выпирающим углам узелка, можно было предположить, что там лежала икона, да виднелся кончик запасного платка, очевидно, "на смерть". Больше ничего у нее не было.

Вечерело. Люди располагались на ночлег, суетились, расставляя чемоданы так, чтобы обезопасить себя от недобрых прохожих.

А старушка все не шевелилась. Нет, она не спала. Глаза ее были открыты, но безучастны ко всему, что происходило вокруг. Маленькие плечики неровно вздрагивали, будто зажимала она в себе какои'-то внутреннии' плач. Она едва шевелила пальцами и губами, словно крестила кого-то в таи'нои' своеи' молитве.

В беспомощности своеи' она не искала к себе участия и внимания, ни к кому не обращалась и не сходила с места. Иногда старушка поворачивала голову в сторону входнои' двери, с каким-то тяжким смирением опускала ее вниз, безнадежно покачиваясь вправо и влево, словно готовила себя к какому-то окончательному ответу.

Прошла нудная вокзальная ночь. Утром она сидела в тои' же позе, по-прежнему молчаливая и изможденная. Терпеливая в своем страдании, она даже не прилегла на спинку дивана.

К полудню недалеко от нее расположилась молодая мать с двумя детьми двух и трех лет. Дети возились, играли, кушали и смотрели на старушку, пытаясь вовлечь ее в свою игру.

Один из малышеи' подошел к неи' и дотронулся пальчиком до полы черного пальто. Бабуля повернула голову и посмотрела так удивленно, будто она впервые увидела этот мир. Это прикосновение вернуло ее к жизни, глаза ее затеплились и улыбнулись, а рука нежно коснулась льняных волосенок.
Женщина потянулась к ребенку вытереть носик и, заметив ожидающии' взгляд старушки, обращенныи' к дверям, спросила ее: "Мамо, а кого вы ждете? Во скильки ваш поезд?".

Старушку вопрос застал врасплох. Она замешкалась, засуетилась, не зная, куда деваться, вздохнула глубоко и будто вытолкнула шепотом из себя страшныи' ответ: "Доченька, нет у меня поезда!". И еще ниже согнулась.
Соседка с детьми поняла, что здесь что-то неладно. Она подвинулась, участливо наклонилась к бабушке, обняла ее, просила умоляюще: "Мамо, скажите, что с вами?! Ну, скажите! Скажите мне, мамо, - снова и снова обращалась она к старушке. - Мамо, вы кушать хотите? Возьмите!"
И она протянула еи' вареную картофелину. И тут же, не спрашивая ее согласия, завернула ее в свою пушистую шаль. Малыш тоже протянул еи' свои' обмусоленныи' кусочек и пролепетал: "Кушаи', баба".

Та обняла ребенка и прижала его кусочек к губам. "Спасибо, деточка", - простонала она.

Предслезныи' комок стоял у нее в горле.... И вдруг что-то назрело в неи' и прорвалось такое мощное и сильное, что выплеснуло ее горькую беду в это огромное вокзальное пространство: "Господи! Прости его!" - простонала она и сжалась в маленькии' комочек, закрыв лицо руками.

Причитала, причитала покачиваясь: "Сыночек, сыночек... Дорогои'... Единственныи'... Ненаглядныи'... Солнышко мое летнее... Воробышек мои' неугомонныи'.... Привел.... Оставил".

Она помолчала и, перекрестившись, сказала: "Господи! Помилуи' его грешного".

И не было у нее больше сил ни говорить, ни плакать от постигшеи' ее безысходности.

"Детки, держитесь за бабушку", - крикнула женщина и метнулась к кассе.
"Люди добрые! Помогите! Билет мне нужен! Старушку вон тую забрати, - показывала она в конец зала - Мамою она мне будет! Поезд у меня сеи'час!".

Они выходили на посадку, и весь вокзал провожал их влажными взглядами.
"Ну вот, детки, маму я свою нашла, а вы - бабушку", - сияя от радости, толковала она ребятишкам.

Однои' рукои' она держала старушку, а другои' - и сумку, и детеи'.

Я, глядя на них, тихо молился и благодарил Бога за эту встречу. Странно, но большинство из тех, кому я рассказываю об этом случае, свидетелем которого стал несколько лет назад на вокзале города Кургана, не верят в то, что вот так, за несколько минут человек мог принять такое важное для себя решение.(С)